В то далёкое лето. Повести, рассказы - Левон Восканович Адян

на минуту, прошу тебя… — Она оставляет кувшин и бежит за мной. — Мгерик…

Останавливаюсь. Одновременно, пытаясь не смотреть в ее сторону.

— Чего ты хочешь? Не боишься, что он вдруг увидит тебя?

— Не надо… не надо об этом… — большие, широко раскрытые глаза, в которых застыли слёзы. Они такими были и утром. — Я тебе сейчас все объясню…

— Зачем мне твои объяснения?.. На что они мне? — говорю я и снова поворачиваюсь, чтобы уйти, но Рузан быстро хватает меня за руку.

— Не уходи, Мгерик, прошу тебя, сначала выслушай меня, потом, как захочешь, я не буду тебя держать, если хочешь, я даже могу с завтрашнего дня не сидеть рядом с тобой…

— Дело твое, хочешь сиди, хочешь — нет. Это меня совершенно не касается… Ладно, говори, только коротко, что хочешь сказать.

— Сейчас скажу, подожди, — говорит Рузан, вздыхая. — Сию минуту, только не уходи… Ты знаешь, что мы с Маратом родственники. И ты знаешь, что я уже десять лет, даже, не десять, а с раннего детства, живу у бабушки, потому что отец мой давно ушел от нас и женился на другой, и я даже лица его не помню. Мать меня тоже оставила, вышла замуж, живет в городе. У них новые дети, новые заботы… — Слезы падают из глаз Рузан, скользят по щекам, я даже жалею её, но не смею перебивать. — И вот, бабушка все время говорит мне, что моя мама не послушалась ее, вышла замуж за моего отца без её, бабушкиного, согласия и поэтому стала несчастной. Вот почему она решила заняться лично вопросом моего замужества. И все время говорит о том, что, как только закончу школу, она выдаст меня замуж за Марата. Хотя, Марат ей не очень-то и нравится… — Рузан говорит быстро, задыхаясь, глотая окончания слов и торопясь, будто, боясь, что я могу вдруг оставить, уйти, так до конца и не выслушав ее. Мне так тяжело видеть ее такой заблудшей, взволнованной. Стою растерянный, в душе у меня все переворачивается, я стараюсь не слушать ее. А она продолжает говорить, периодически успокаиваясь, наверное оттого, что я спокойно слушаю…

— Родители Марата также считают меня их невесткой, я тоже вначале, казалось, любила его, но… В моей душе сейчас такая ужасная каша происходит. — Кончиками пальцев Рузан вытирает слезы, удивленно мотая головой, словно она сама не понимает, что происходит с ней. — И, вот с того дня, как мы сели рядом… Мне трудно это объяснить… Но я вдруг поняла, что к Марату… это не было любовью. Как хочешь, меня назови, считай безумной, несерьезной, легкомысленной… твое дело, но я с первого дня поняла, что Марат для меня не тот человек, и если есть тот, кого я люблю, это только ты… — Рузан вздыхает, будто, освобождаясь, наконец, от тяжелой ноши и спокойно добавляет:

— Вот и все, теперь можешь идти. Прости, что я сама того не понимая, сделала тебе больно, я бы этого никогда не хотела. Мгерик, прошу тебя поверить в это. А теперь иди… Ну, иди, чего встал?..

Куда идти? Мне некуда идти.

— Если нужно будет, сам уйду. И без твоих слов… Ну, ладно, чего ты плачешь? — Я беру ее за руку, слегка притягиваю к себе и пальцами осторожно вытираю слёзы. А слезы льются и льются.

— Я, что, до утра должен утирать твои слезы? — говорю, улыбаясь. — Прекрати, прошу тебя.

— Ни в коем случае, — мотая головой, говорит Рузан. — До утра будешь так стоять. — И она вдруг прижимается головой к моей груди, через рубашку я слышу теплое дыхание Рузан, начинаю нежно гладить ее плечи, хочу защитить.

— Знаешь… я… я сама не знаю, почему, но я так хорошо себя чувствую сейчас, — шепчет Рузан, — а слезы сами идут, не знаю сама, отчего…

Когда она немного успокаивается, я говорю:

— А почему раньше ты мне обо всем этом не рассказала?

— Если б это было так легко… Меня все время мучила эта двойственность, то, что я одновременно, обманывала обоих, одному обещалась, другого люблю… Это было ужасно… Я даже хотела уехать в город, к своей матери.

— А почему не уехала?

Рузан кулаками легонько бьет меня в грудь. я смеюсь и все крепче прижимаю ее к себе, в своих объятиях. Я губами быстро нахожу ее горячий рот, целую мокрые от слез, покорные губы. Это длится долго, потом Рузан освобождается из моих объятий, бежит в сторону родника.

— Я слишком задержалась, Мгерик, — говорит она оттуда, поднимая кувшин на плечо. — Ну, я пошла…

— Иди, — отвечаю я, машинально снимая очки. — А спустя некоторое время, добавляю: — Поздно уже.

Действительно, поздно уже, деревья постепенно погружаются в темноту.

На следующий день, после уроков, Марат по своей привычке, подходит к Рузан и властно говорит:

— Пошли.

Рузан, не вставая с места, смотрит на него непреклонным взглядом.

— Никуда я с тобой не пойду. — спокойно говорит она. — Я еще вчера сказала об этом. Ты забыл?

Марат внезапно краснеет до кончиков ушей. Вероятно, вчера между ними был серьезный разговор. Интересно, когда состоялся этот разговор, до нашей встречи у родника, или после этого? А вообще, какая разница.

— Как это, не пойдешь?.. Ты думаешь о том, что говоришь? — Марат смотрит по сторонам, стараясь оставаться спокойным, насколько это возможно.

— Думаю, поэтому и говорю. Я домой пойду с Мгериком. Я ведь и об этом сказала?

Лицо Марата искажается, он, с деланным спокойствием кинув взгляд в мою сторону, говорит:

— Вон, оно что… — и уверенным шагом выходит из класса, шумно захлопнув за собой дверь.

— Закончилось, — облегченно вздыхает Рузан. — Теперь я спокойна.

— Я тоже, — откликаюсь я.

А вечером, когда на окрестные поля и ущелья опускается темнота и на узких улочках деревни постепенно замирают все голоса, из-за нашей ограды кто-то, свистнув, зовет меня. Но кто? Выйдя из дома и чуть постояв во дворе, чтоб глаза привыкли к темноте, я иду к воротам. Здесь, чуть в стороне от ворот, в темноте стоит Марат. Чувствую, как сильно стучит кровь в моих висках. Стараясь казаться спокойным, говорю:

— Это ты? Привет.

— Есть разговор, — говорит он сдавленным, отчужденным голосом. Видимо, волнуется не меньше меня. Еще лучше.

— Говори.

— Не здесь.

— Где хочешь.

Он молча разворачивается и шагает в сторону ущелья, откуда, время от времени, слышится тоскливый, хриплый призыв ночной птицы. Марат даже не смотрит в мою сторону, посмотреть — иду или нет, знает, что я не из пугливых.

Вот, наконец, ущелье. Из-за полей спокойно и величаво поднялась луна, и в ее лучах серебрятся воды текущей в ущелье речки. Под оголенными